Юрий ЮМ

НАВАЖДЕНИЕ
Отрывок из повести

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ
О войне напоминали лишь самолёты по ночам. Немец наладился через нас летать на бомбёжки. Мальчишки их норовили посчитать. Сколько туда летит и сколько под утро возвращается. Судя по всему, сталинские соколы потихоньку встали на крыло. Разница стала появляться ощутимая. А один раз прямо над нами рёв самолёта. Немец. Недобиток одинокий. Наполучал знать от наших, и пытался до своих вернуться. Но дело его было швах. Гудел одним мотором, летел почитай боком, едва сосен не касаясь. И по всему было ясно, что посадка ему обеспечена в наших болотах. Где партизаны, мороз да лесное зверьё гостеприимством экипаж не обделят. Молодые, у тех, что слух поострей даже слышали, якобы, как немец о землю саданулся. Спорить тут смысла не было. Проверять всё одно никто б не собрался. За своими-то не ходили. А к лету топь и так всех схоронила. Вместе с самолётом. Их там до сих пор немерено лежит. И наших, и немецких. Но суть здесь в том, что не придали мы этому павшему самолёту никакого значения. А зря.
Летом и осенью народ по лесу лазил усердно. И страшно, и опасно, одних только мин тьма, а куда денешься. Всё-таки подкормка из леса шла немалая. Так вот один грибник встретил дочку лесничихи. Ну, встретил так и встретил. Делов-то. Но он божился, что она на сносях! Народ поначалу не поверил. Может, одета так. На улице ведь не май месяц, как ни крути. Хотя у нас и в мае снег может запросто наладиться. Да и чудно это было бы. Когда парней выбор был, она нос воротила. А тут почитай на пустом месте сорганизовалась получается. Опять же всегда строго себя держала, тихая такая. Хотя в тихом омуте, известно, черти обитают. Что ж, шила в мешке не утаишь. Особенно в деревне. Тут всё про всех наперёд знают. Девка парню руки ещё не подала, а кумушки у неё под юбками уже грех высмотрели. Но народ интересовался не так фактом беременности лесничиховой дочки, как тем, кто сиё с ней сотворил. Выезжать, она никуда не выезжала, да и к нам никто не наведывался, время не то. В общем, гадали всей деревней, кто там напартизанил. Война есть война. Она всё списывала. Поэтому с народом не церемонились. И с девками в первую очередь. Завалить без разговоров могли и полицаи, и народные мстители. На том и порешили. Так как иными вариантами могло быть лишь непорочное зачатие, да отцовство медведя. Но дальше в лес – больше дров. Заприметили, что в лесничьей избушке не одни они живут ноне. Квартирант у них там объявился. И квартирант этот явно непростой. Очень уж они старались его от народа спрятать. Нашим ради любопытства, не лень крюк в семь вёрст сделать, чтоб, нагрянув нежданно, узнать всю подноготную. Однако всё напрасно. Там тишь, благодать, будущая мамаша носки да прочее приданное младенцу навязывает. И никого. Вроде. Но голодную бабу, что без мужика третий год живёт, разве можно обмануть? Да она носом чует, что в доме мужик есть! Дух его там стоит, а сам не кажется! Тут все и решили, что дезертира они там прячут. Бабам от того конкретная обида шла. Их мужиков поубивали, а эта муженька заготовила и празднует. Словно не война кругом, а самая, что ни есть разобычная жизнь.
Конечно, сообщить куда надо требовалось. Но народ как-то собраться не мог, а тех, при должностях, кому это положено, на тот момент в деревне не случилось. Притом, что немца выбили из наших мест, считай в конце лета. Вернее, в один прекрасный день сообщили об этом. Потому как ни каких боёв у нас не произошло. Так погрохотало вдалеке и всё. Неизвестно чем бы это кончилось, но дочка лесничихи рожать удумала. И получилось там у неё всё не гладко. Похоже, они там затянули, видимо, мамаша сама кумекала справиться, а потом за бабкой прибежала. Бабка повитуха только звалась бабкой. На деле была лет пятидесяти, а уж умелая да рукастая просто жуть. Любого врача за пояс заткнёт. Да что врача, профессора! Прибежали они туда, а родильница уже без сил, даже не кричит. А рядом мужик сидит. За ручку держится. Видимо, от избытка нежности. Длинный, красавец и осанистый. В наших деревнях таких не встретишь. Ясно, что крестьянским трудом не ломанный. Но молчит как немой. Лишь повитуха прибыла, он сразу вышел. Но акушерке не до него было. Тут баба разродиться не может. И не просто, а двойней. Почитай, конец бабе пришёл. Однако не зря наша Акимовна, так повитуху звали, в этом деле непревзойдённым мастером слыла. В лесной сторожке, за тридевять земель от больниц и врачей, она сделала кесарево сечение! А ассистировать ей мужика определила. Он вернее, роженицу держал, так как наркоза там не случилось. Вроде всё хорошо кончилось. Повитуха дала наставления как да что. Обещала через неделю появиться и всё проконтролировать. Домой засобиралась. А у неё впопыхах, когда только на роды прибежала, поясок от халата затерялся. Она завсегда как доктор, только в халате к роженицам подходила. Ну, она из приготовленного белья бечеву углядела, да и подвязалась. Бечёвка белая такая, мягкая и скользкая. Поясок, конечно, дрянь, но на безрыбье сгодился. Вот и всё вроде бы. Да не всё. Через три дня она халат-то постирала, и сушиться повесила. К ней на двор соседка зашла. Вроде как просто так, а вернее похвастаться. Что мужик у неё с войны возвернулся. Она его по всей деревне в каждый дом водила. Прибыл он без руки, инвалидом, но перед другими бабами, чьи мужики бесследно сгинули, она просто счастливицей считалась. Ну, пока бабы языком зацепились, он по двору гулял. Вроде заценивал на мужской глаз как хозяйство ведётся. И вот стал перед бельём да потянул ту верёвочку, которой виться, видимо, конец пришёл. И спрашивает, откуда, мол, такая штуковина в хозяйстве? Ну, повитуха сообщила и конечно интересуется, а в чём дело. Мужик же наш на аэродроме служил, при самолётах значит. Летать не летал, но в делах этих толк знал. И говорит повитухе, что верёвочка сия не простая, а парашютный строп. И причём от немецкого парашюта. Он таким лично руки скручивал фрицу со сбитого самолёта, что их ребята завалили возле аэродрома. От его же собственного парашюта отрезали и связали. На наших парашютах материал другой. И так бы дальше рассуждать продолжил, да у повитухи тут всё и сошлось в голове. Чё роженица кого-то не из наших имён звала, и что за молчун такой при ней находился. Понятно в район, кому следует, сообщили. Оттуда выехали скоренько, да машина по дороге увязла. Пока добирались, да передыхали, видимо кто-то предупредил там тех в сторожке. Хотя сомневаюсь. Народ-то от немца натерпелся, немерено. Но, когда добрались до места, там уже и след простыл. Но даже ежу городскому понятно, что далеко они уйти не могли. Баба только-только с родин, да два младенца в нагрузку. Решили их искать с собакой. Привезли овчарку презлющую. Она аж с поводка хрипит, рвётся. Наши собаки на фоне её – агнцы. След хоть и несвежий она взяла. Как и полагали, уйти далеко они не могли. Но и внезапности опять не получилось. В блиндаже, где они ховались, их не нашли. Но, судя по вещам, уходили в спешке. Когда там осмотрелись, то понятно стало, что в лесу им не выжить. Они и топор оставили и даже спички. Кто-то предложил, что собакам – собачья смерть. Пусть загинаются в лесу. Но главный приказал продолжить поиск. И был прав. Огонь в лесу добыть не проблема. У тех мертвяков, что по лесу валялись и зажигалку, и кресало можно было позаимствовать. И нож с лопатой найти не сложно. Да и с пустыми руками он начальству показаться не мог. А тут снег пошёл. Собаке это помеха, но след она держала. Уже догонять их стали. И тут проводник спустил собаку. Всего то сотня метров, считай, осталось. Ан, нет. На пути бурелом и заросли. Пока продрались, услышали собачий рык, а затем визг. Жалобный такой. Предсмертный. Когда нашли собаку, вначале решили, что он её ножом порешил. Странно это показалось. При нём ведь пистолет был. А проводник шею псу приподнял, а она вся рваная. Так ножом не разделаешь. Приглянулись, а рядом след волчий. Пока то да сё, снег повалили так, что и в метре не стало видно. В итоге вернулись они ни с чем.
В деревне разговоров, вернее шёпотов, было море. Но разговоры быстро стихли, как только СМЕРШ стал искать пособников немецкого диверсанта, что почитай, открыто проживал в деревне. Народ загрустил тут конкретно, а многим уже и оккупация раем вспомнилась. В общем, они там по-своему разбирались, а соседский дед, охотник и лесун, другое не понимал. С чего волк на собаку позарился? Собака не овца. А волк зверь умный и осторожный. И ко всему, пусть собаки волк и не боится, но ведь она с народом шла! Зачем задирать, если унести добычу он всё одно не мог. Однако всем не до собаки было. О себе переживать приходилось. Жди, каких собак на тебя самого навешают. Но и в лесу всё было не сахаром посыпано. У родильницы пошло воспаление, горячка и от всех этих дел молоко встало. Кормить младенцев стало нечем. Вот и вздумал оккупант от отчаяния на дерзость. В соседнем селе баба родила, так он к ней ночью заявился. Прямо с младенцами. Заставил кормить грудью. Там говорили мол, что пистолетом грозил. Врали. Для СМЕРШа. Наша баба от жалости на всё способна. И накормила и сцедилась впрок и предупредила, что сообщить обязана. А он, пока она кормила, стоял на коленях и плакал. Видимо ещё не смирился с участью. Понятно, что на это среагировали оперативно. Нет, по следу не пошли. Решили, что он сам выйдет. Устроили засаду, где надо. У каждого груднички да коровы с козой понятно автоматчика не посадишь, но подходы перекрыли надёжно. Только небольшая промашка вышла. В засаде, на которую лётчик этот вышел, старшой отвлёкся. Он бабу-солдатку нашёл и как раз пропалывал её личное поле под одеялом в ближней избе. А солдатик молодой видимо испугался и стрельнул сразу. Из автомата. Очередью. Наповал получилось.
А дети? Дети-то? – поинтересовался я.
Я же тебе по-русски сказала, что всё случилось в соседнем селе. А потом всё ещё и засекретили. Так что были там дети и куда подевались – неизвестно. Местных близко к месту происшествия не подпускали, а СМЕРШевцы пресс-конференций не устраивали. Правда, что-то прикопали там за околицей… Немца-то мёртвого они с собой забрали. Он им, видимо, нужен был, а вот сосунки…Да что тут! Ясно, что с грудным дитём в лесу зимой будет. Поэтому если это всё из автомата тогда закончили, считай лёгкой дорожкой на тот свет ушли. Других вариантов всё одно не было. Но дела тут не в них. А в тебе!
Во мне?
В тебе. Ты думаешь, ты какой-то здесь особый объявился. А зря. Ты ведь уже четвёртый. Только у меня. Кто за молоком прибегает. По ночам. Себя и людей морочите. Без толку. Мертвяк вас за молоком гоняет!
Я встал. Автолавка уже разворачивалась, но я внезапно потерял к ней интерес. И тут старуха меня окликнула.
А лесничиха, и дочка её так и не нашлись. То ли сгинули тоже, то ли ушли. Из наших лесов выбраться не просто. Однако у них навык был. – Но чувствовалось, что не это она хотела сказать. Иное её беспокоило. – Вот обещала правду говорить. А вру. Там, где и не надо бы. Мёртвые они!!
Кто? – уже не понял я.
Мёртвые они были! Ещё когда он к бабе той приходил. Чтоб она, значит, покормила грудью. Она это, ясный пень, сразу увидела, но сказать ему побоялась. Они замёрзшие в камень. Она им с грудей сцеживает молоко. А оно на лицах в льдинку замерзает....
Жалко... – Только и смог сказать я.
Жалко. – Согласилась она. Затем добавила. – Любого человека жалко. Детей в особенности. Только он ведь тоже в вашу Москву на самолёте не гостинцы вёз. И в гости его сюда не приглашали. Это вон, благодаря им, деревня наша обезлюдела… - и старуха пошла к автолавке.
Бабушка! Извините! – тут уже я кинулся к ней движимый страшной догадкой. – А как звали девушку?
Какую девушку? - переспросила старуха.
Ну, дочку лесничихи.
А её. Вроде, Эльза... Да нет. Точно Эльза. У нас таких диковинных имён, окромя её, ни у кого и не было сроду.

Повесть Юрия ЮМА «НАВАЖДЕНИЕ»
опубликована в журнале "Детективы "СМ" №01 (ФЕВРАЛЬ)
ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ на журнал "Детективы "СМ" можно
НА САЙТЕ (АКТИВНАЯ ССЫЛКА) или в отделении связи «ПОЧТЫ РОССИИ».